Малой кровью - Страница 60

Аакхен согласно кивнул:

— Без проблем… — и улыбнулся. — Еще, мой друг, один нескромный вопрос. Вы были солдатом — а чем занимаетесь сейчас?

— Ну… У меня и у моих нескольких друзей свой маленький бизнес, — пожал плечами Серегин. — Малотоннажные перевозки на короткие дистанции, я бы так это определил.

— И что вы перевозите? Или это нескромный вопрос?

— Да почему же нескромный? Запечатанные пакеты. С объявленной стоимостью. Мы берем восемь процентов от нее. К сожалению, у нас нет конторы…

— И как далеко вы можете отвезти пакет?

— Обычно — до Стоячей Звезды. Если нужно дальше, начинаются другие расценки.

Стоячей Звездой в обиходе называли большую и очень старую космическую станцию на стационарной орбите, через которую происходило легальное сообщение с Тироном, режимной планетой-заказником.

— Так у вас… катер? — с интересом спросил Аакхен.

— Да, Очень маленький, но зато свой, — засмеялся Серегин. — Мы считаем его трофеем.

Санкт-Петербург, Россия. 29. 07. 2015, вечер

Вечер выдался на редкость свежим, от такого в это лето успели отвыкнуть, и Лопухинский садик, где Вита и Кеша уже имели свои излюбленные места, оказался перенаселенным. Бабушки с внуками и молодые мамаши с чадами, просто парочки и парочки с собаками, ребятня на роликах и мини-глайдерах, кадеты и гардемарины…

Воздушные шарики, пиво и мороженое, над головой выписывает восьмерки и петли игрушечный самолетик. И духовой оркестр для полноты ощущений.

— Мам! — Кеша дернул ее за руку. — Может, просто покатаемся?

— А давай, — согласилась Вита.

У причала как раз стоял, набирая пассажиров, викинговский драккар (но с мотором). Рулевой был в шкурах и рогатом шлеме.

— Ма, а почему у дяди рога?

— Наверное, редко бывает дома… — рассеянно сказала Вита, вглядываясь в толпу: ей показалось, что там мелькнуло что-то неприятно-знакомое. Кто-то, разумеется. А может быть, она ощутила угрозу или недоброжелательность, исходящую от случайного зеваки. Хотя, как она знала, каждый год число всякого рода сумасшедших и маньяков снижается процентов на десять (необъяснимый, но несомненно существующий феномен; один из многих), тем не менее они в природе остаются, и несколько раз с какими-то невнятными выходками, направленными против Кеши, она сталкивалась; к счастью, рядом был Адам, другие мужчины, Кеша ничего не заподозрил…

* * *

Селиванов успел отвернуться и сгорбиться над газетой. Он просто сидит на скамейке и читает, сидит и читает, никого не трогает, ничем не интересуется… Буквы по-прежнему были чужие, можно было только рассматривать фотографии, но на всех фотографиях изображался подросток Селиванов, вешающий в подвале кошку. Он и не подозревал, что его тогда фотографировали…

Герцогство Большой Южный Паоот, планета Тирон.

Год 468-й династии Сайя, 17-й день лета,

поздняя ночь или раннее утро

…Потом он сходил за водой. Безногий опять закатил глаза и обмяк, дышал часто и коротко, но дышал. Что же мне с тобой делать, думал Денис. Ты же все равно сдохнешь. Скинуть собаку вниз, как хотел? А потом оттащить отбитую тушку куда-нибудь в угол. Воняй себе там. Предварительно по горлу чиркнуть… нет, кровища натечет, ну ее…

Видимо, от дыма он все-таки угорел, а может, не простой это был дым, а с какой-нибудь местной коноплей, но голова стала пустой и легкой. Хотя и трещала. Вообще состояние было как на пяти тысячах.

Метров. Над уровнем. Океана.

Океана воды.

Вода тикала о воду. Тик-тик-тик.

Кроме воды, Денис, извинившись перед мертвым, прихватил и одеяло. Потом решил извиниться перед одеялом за то, что и другой человек, которого оно будет укрывать, умрет. Скорее всего. Но что же делать, такая у нас работа. Работа у нас такая.

Жила бы страна родная, как пел, бывало, дед, раскинув руки на спинку дивана. Нормально, дед, говорил Денис, только не ори так. Дед все равно орал. Голос у него был хороший, громкий, глубокий, только вот слуха совсем не было, и врал дед безбожно, не попадая даже в ритм, не то чтобы в ноты. Диван был плюшевый, зеленый, с прямой неудобной спинкой и кистями на валиках. Бабушка завешивала его тонким деревенским ковром — ручная вышивка цветными нитками мулине по мешковине. Ковер был еще довоенный. На ковре было горное озеро с лебедями, красавица, многорогий олень и джигит с усами и кинжалом.

В какой-то момент Денису показалось, что именно этот ковер он сейчас и тащит, со страхом развернул одеяло, но нет, просто тканый орнамент из черных и белых кенгуров… кенгурей…

Или кунгурей?

Денис задумался, как правильно. Наверное, «ку». Васька Кунгуров. Иначе было бы Кенгуров, а это не так.

Дым все еще валил, но уже не столь яростно. Возможно, этим дымом ему подавали знаки? Маленький тощий негр с усами что-то бормотал, глаза дергались под веками. У джигита усы были черные, а у этого белые. Зато тот сам был белый, а этот черный. Вернее, темно-серо-зеленый. Что же с тобой сделали, парень?..

Бормотал он по-французски. Денис французский более или менее знал, но все же не настолько, чтобы понимать бешеное бредовое бормотание. Булькнув над его ухом фляжкой, Денис заставил парня замолчать, прислушаться и недоверчиво попросить воды.

Только медленно, сказал Денис по-французски. Тот закивал, заквакал, хотел прихватить фляжку руками — хренушки вам, руки прочно зафиксированы, хватит с меня внезапных нападений, — потом стал просто пить, пить и плакать.

Снаружи, похоже, была ночь. Видны были остатки огромного костра, угли, головешки. Денис отвязал парню — Шломо, Шломо Арейя (или как-то похоже), такой вот, на фиг, француз, — руки (кисти узкие, пальцы тонкие, такие можно только придумать, а не родиться с такими), и руки эти упали мертво и тупо, потому что Шломо умер. Он рассказывал Денису про себя, как он, забытый в Эфиопии сефард, бежал во Францию, записался там в Иностранный легион, из того легиона перебрался в этот (как — детали опущены), дезертировал из этого и забился в самую глухомань, не думал, что обнаружат, семью завел, детей уже восемь душ, но пришли ночью, старших двоих за жопу и его за жопу. И что-то такое сделали, что видел он все как из аквариума, где сидел сам, холодный и скользкий, пускал пузыри, пялился на рожи и ничего не понимал, то есть понимал, что происходит, и понимал, что происходит это с ним, но ничего не чувствовал, а почувствовал только сейчас. И его двоих сыновей убили сегодня ют здесь, у этой дыры, а он ничего не чувствовал, только знал, что в дыру нужно войти и поубивать там всех. И он вошел и чуть было не поубивал — ну, просто не справился. А потом аквариум исчез, и стало очень ясно и очень больно, здесь меня знают как Скорняка Мысу, найди мою жену и детей и расскажи, и передай, — но передавать было нечего, и Денис просто держал в руке холодеющую узкую руку, которая была, наверное, и сильной, и умелой.